/ Головна / Для студентів / Общая психология /

Проблема сознания в психологии

Сознание как высшая ступень развития психики.

Сознание – высшая свойственная человеку форма обобщенного отражения объективных устойчивых свойств и закономерностей окружающего мира, формирования у человека внутренней модели внешнего мира, в результате чего достигается познание и преобразование окружающей действительности.

Функция сознания – формирование целей деятельности, предварительное мысленное построение действий и предвидение их результатов, что обеспечивает разумное регулирование поведения и деятельности человека. В сознание включено определённое отношение к окружающей среде, к другим людям.

Свойства сознания:

1. построение отношений; 2. познание; 3. переживание.

Также включаются эмоции и мышление в процессе сознания.

Основная функция эмоций – формирование субъективного отношения человека к предметам, явлениям, людям.

Основная функция мышления – выявление объективных отношений между явлениями внешнего мира.

В структурах сознания синтезируются эти формы и виды отношений, и они определяют как организацию поведения, так и глубинные процессы самооценки и самосознания.

Реально существуя в едином потоке сознания, образ и мысль могут, окрашиваясь эмоциями, становиться переживаниями.

«Осознание переживания – всегда установление его объективной отнесённости к привычкам, его вызывающим, к объектам, на которые оно направлено, к действиям, которыми оно может быть реализовано». (С.Л.Рубинштейн)

Сознание у человека развивается только в социальных контактах. В филогенезе сознание человека развивалось, и становится возможным лишь в условиях активного воздействия на природу, в условиях трудовой деятельности.

Сознание возможно лишь в условиях существования языка, речи, возникающей одновременно с сознанием в процессе труда.

В онтогенезе сознание ребёнка развивается сложным, опосредованным путём. Психику ребёнка нельзя рассматривать как изолированную, самостоятельную психику. С самого начала существует устойчивая связь психики ребёнка и психики матери. Вначале ребёнок является пассивным элементом этой связи, воспринимающей субстанцией, а носителем психики является мать (в младенчестве ребёнка).

Следующий акт развития ребёнка – первичный акт. Сознание – это идентификация ребёнка с матерью, т.е. ребенок, пытается поставить себя на место матери, подражать ей. Эта идентификация ребенка с матерью является по-видимому, первичным человеческим отношением. В этом смысле первичное – не предметное отношение, а отношение сознание, первичная идентификация с культурным символом. Мать здесь дает, прежде всего, культурный образец сознательного поведения, а мы, конкретные люди, только следуем этим образам. Важны выполнения, активная деятельность ребёнка по воспроизведению образцов человеческого поведения, речи, мышления, сознания, активная деятельность по отражению окружающего мира и регуляции своего поведения.

Выделяют два слоя сознания (В.П.Зинченко)

I. Бытийное сознание (сознание для бытия), включающее в себя: 1) биодинамические свойства движений, опыт действия; 2) чувственные образы.

II. Рефлективное сознание (сознание для сознания), включающее в себя: 1) значение; 2) смысл.

Значение – содержание общественного сознания, усваиваемое человеком; это могут быть операционные значения, предметные, вербальные значения, житейские и научные значения – понятия.

Смысл – субъективное понимание и отношение к ситуации, информации. Непонимание связано с трудностями осмысления значений. Процессы взаимной трансформации значений и смыслов (осмысление значений и означение смыслов) выступают средством диалога и взаимопонимания.

Эпицентром сознания является сознание собственного «Я». Сознание: 1) рождается в бытии; 2) отражает бытие; 3) творческое бытие.

Функции сознания: 1) отражательная; 2) порождающая (креативная); 3) регулятивно-оценочная; 4) рефлексивная - основная функция, характеризует сущность сознания. В качестве объекта рефлексии может выступать: 1) отражение мира; 2) мышление о нём; 3) способы регуляции человеком своего поведения; 4) сами процессы рефлексии и 5) своё личное сознание.

Бытийный слой содержит в себе истоки и начала рефлективного слоя, поскольку значения и смыслы рождаются в бытийном слое. Выраженное в слове значение содержит: 1) образ; 2) операционное и предметное значение; 3) осмысленное и предметное действие.

Язык и объективированные в нём формы мышления – это определённым образом рационализированные формы сознания, которые обретают видимую самостоятельность, но в действительности являются только вершиной айсберга.

Осознание себя в качестве устойчивого объекта предлагает внутреннюю целостность, постоянство личности, которая, независимо от меняющихся ситуаций, способна при этом оставаться сама собой. Ощущение человеком своей единственности поддерживается непрерывностью его переживаний во времени: помнит о прошлом, переживает настоящее, обладает надеждами на будущее.

Термин «сознание» многозначен. Однако в психологической науке, как правило, явления сознания ассоциируются с осознаваемыми переживаниями. Сознательную деятельность принято противопоставлять бессознательной активности (или неосознаваемой обработке информации). Очевидно, что осознанность сопровождает не все виды психической деятельности, «это не только особая форма, но и особое качество психики. Собственная психическая деятельность индивида может протекать как осознанно, так и неосознанно» (Чеснокова, 2003). Вместе с тем работа механизмов сознания, то есть сама сознательная деятельность, сознанием не осознается, хотя и обеспечивает конечные результаты – осознаваемые психические продукты, в том числе когнитивного свойства. Таким образом, о работе сознания можно иметь представление, только опираясь на анализ продуктов деятельности сознания. Эмпирическими индикаторами этой деятельности могут служить вербальные и моторные реакции, продукты предметной деятельности человека, а также психофизиологические показатели (зрачковые реакции, сосудистые реакции, частота сердечных сокращений, кожно-гальваническая реакция, вызванные потенциалы мозга и т.п.), когда последние рассматриваются в качестве маркеров тех изменений, которые имели место в сознании в предшествующие моменты времени. В свою очередь, постулирование неосознаваемых когнитивных структур и процессов требуется для выявления существующих закономерностей в работе сознания и объяснения феномена осознания.

Подход, при котором происходит отождествление сознательного и осознаваемого, препятствует пониманию логики работы механизмов сознания, поскольку предполагает, что сфера сознания не может включать в себя неосознаваемые явления. Кроме того, поиски осознаваемых детерминант осознания, как свидетельствует история интроспективной психологии, не привели к успеху. Весь путь, который был пройден психологией в двадцатом столетии, показывает: для того чтобы объяснить осознаваемый опыт, нужно выйти за его пределы.

Теоретическое представление о феномене осознания должно строиться таким образом, как если бы сама когнитивная деятельность сознания не зависела от конструкции мозга, строения нервной системы и физиологии организма, с одной стороны, и социологии микро- и макроокружения личности – с другой. Это не означает, что функционирование сознания эмпирического субъекта не испытывает на себе внешних влияний. И состояние мозговой активности, и социальные факторы оказывают существенное влияние на работу сознания отдельного индивидуума. Однако в зеркале теории не сознание эмпирического субъекта является предметом рассмотрения. Теоретическая репрезентация сознания – это всегда идеализация, и в этой идеализации не должно находить себе места эмпирическое многообразие физиологических и социальных факторов. Поэтому и эффекты осознания, порожденные когнитивной деятельностью, не должны объясняться физиологическими причинами и действием социальных факторов. Такой подход соответствует позиции когнитивистов, согласно которой, необходимой и достаточной логикой для объяснения продуктов психической активности может служить логика когнитивной деятельности. В этом случае эффекты осознания оправдано трактовать как результаты познавательной деятельности, осуществляемой сознанием. Данный взгляд на возможность теоретической реконструкции функционального устройства сознания в полной мере согласуется с принципом гносеологической редукции, который получил обоснование в работах В.М. Аллахвердова, в частности, в авторской монографии «Опыт теоретической психологии» (1993).

Теоретическая реконструкция неосознаваемой деятельности сознания в первую очередь означает описание принципов работы функциональных механизмов и выявление тех факторов, которые влияют на возникновение и характер осознаваемого. В контексте такого понимания цели научно-психологического изучения сознания неизбежно возникает вопрос о роли феномена осознания в познавательной деятельности. Этот вопрос можно сформулировать так: «Какой когнитивный смысл имеет осознание?»

Значимость построения психологической теории сознания определяется не только академическими интересами, но и необходимостью сохранения теоретического базиса психологии как единой науки, созданием центростремительных процессов в противовес наблюдаемой в настоящее время тенденции нарастающей дифференциации психологического знания. Еще Л.С. Выготский, предостерегая от распада психологии на различные типы наук, призывал к систематизации накопленных психологией эмпирических фактов и ревизии исследовательских подходов на почве общетеоретической дисциплины. Правда, в отличие от 20-х годов ХХ века в настоящее время уже не наблюдается тендирования прикладных отраслей психологии в сторону общепсихологической дисциплины. Доминирование дифференциации над интеграцией психологического знания является все более заметным. Вместе с тем знание о сознании составляет ядро теоретической психологии. Попытки построения общепсихологической теории сознания, в рамках которой должен получить объяснение феномен осознания, являются залогом сохранения и развития психологии как гетерогенной, но целостной науки.

Изучение феномена осознания не в меньшей степени отвечает требованиям психологической практики, ведь оценка эффективности психологической помощи во многом связана с анализом изменений в осознаваемом опыте субъекта. Поскольку осознание является мощным фактором трансформации личности, исследование механизмов, ответственных за возникновение осознаваемых переживаний, представляется несомненно актуальным и в практическом плане.

Одной из таких «аномалий» является проблема возникновения сознания. В интеллектуальной истории неоднократно предпринимались попытки найти ответ на вопрос о происхождении сознания. Возникновение сознания объясняли исходя из биологической целесообразности, которая диктуется требованиями приспособления к изменению среды. При этом происхождение сознания расценивалось как следствие биологической слабости, так как роль приспособления к изменению условий существования, согласно данной позиции, принадлежит инстинктивным механизмам (У. Джемс, Э. Фромм). Неэффективность работы последних и послужила причиной порождения сознательных форм активности. Сторонники другого подхода усматривали детерминанты происхождения сознания в недрах социальной коммуникации: сознание производно от совместной, общественно обусловленной производительной деятельности (А.Н. Леонтьев).

Анализ проблемы происхождения сознания показывает, что первичные основания возникновения сознания (как в антропогенезе, так и в онтогенезе) не могут являться предметом эмпирического исследования. Построение теории когнитивной деятельности сознания должно начинаться с признания того факта, что сознание есть уже существующий феномен. Поэтому необходимо постулировать действие первопричин, не обсуждая их собственный генезис.

Другой, наиболее масштабной проблемой психологии сознания является проблема субъективного опыта, или, иначе, субъективной очевидности эффектов осознания. Как и почему возникают осознаваемые переживания? Чем объясняется феномен осознания? Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходим поиск нового подхода, который помог бы устранить существующий «объяснительный пробел» (Chalmers, 1996, 1997).

Феномен осознания, как и сама когнитивная деятельность сознания должны объясняться действием законов. Открытие законов в психологии является не только принципиально возможным, но и должно расцениваться как обязательное условие роста психологического знания, важнейший показатель развития психологии как опытной науки. Эмпирические факты лишь в том случае могут иметь статус научных фактов, если они получают свое объяснение, которое, в свою очередь, требует специальной опытной проверки. Закон в этой связи следует расценивать в качестве инструмента объяснения. Не законы следует объяснять, так как законы открываются, а не придумываются, а нужно объяснять эмпирику действием законов. Понять, почему факт необходимым образом обнаруживает себя, можно только при наличии законосообразных объяснений эмпирических эффектов. На уровне разрозненных эмпирических проявлений нет никаких законов. Этим объясняется вся сложность выявления законных оснований феноменов, изучаемых гуманитарными науками.

Законы в психологии не могут быть установлены по отношению к реальным объектам изучения, а лишь в отношении к идеализированным объектам. Идеализированный объект существует только в рамках теории, поэтому логические конструкции, гипотезы, законы – все то, что составляет онтологию теоретического знания, приложимы только по отношению к нему. Рассмотрение, например, памяти в качестве идеального объекта предполагает, что функционирование памяти подчиняется действию вполне определенных законов. Описание логики работы идеализированных объектов очищено от допущений о случайном вмешательстве побочных влияний, которые не устранимы в эмпирических условиях. Законы, фиксируя идентичное в явлениях, позволяют увидеть явление в рафинированном виде, то есть в виде, «заведомо невозможном в действительности» (Аллахвердов, 2000).

Психологические законы имеют разный вес и могут относиться к разным сторонам психического (Ломов, 1984). Классифицировать законы можно по разным основаниям:

· по способу вывода (установления): дедуктивные и индуктивные законы.

Дедуктивные законы лучше позволяют предсказывать новые факты. Индуктивные законы представляют собой эмпирические обобщения. Они позволяют «собрать» опытные данные под единый образец объяснения. Большинство законов в психологии носят индуктивный характер (закон Йеркса–Додсона, закон Хика, закон Ланге, закон разрыва шаблона (в редакции В.М. Аллахвердова), закон «хорошей формы» и т.д.).

· по степени формализации: формализованные («жесткие») и качественные («мягкие») законы.

Формализованные законы выражаются математическим языком, качественные, напротив, не предусматривают использование математического аппарата.

· по диапазону объяснительных возможностей: частные и общие законы.

Частные законы охватывают в объяснении только определенную область эмпирики. Например, все известные психофизические законы являются частными, поскольку относятся к сенсорной сфере, точнее, к одному из свойств ощущения – интенсивности (Забродин, Лебедев, 1977). Общие законы регулируют деятельность сознания безотносительно к специфике формы активности сознания. Доказательство закона в психологии возможно как на основании статистической частоты одинаковых (частный закон) или подобных (общий закон) эмпирических фактов, так и на основании результатов одного-единственного эксперимента (Левин, 2001)

Когнитивная психология сознания – естественнонаучная область исследований. Любая естественная наука имеет свои законы. Очевидно, что психическая деятельность, функционирование сознания также осуществляются в силу определенных законов, действующих в психической сфере, ведь психическая реальность, в том числе осознаваемые переживания, как часть этой реальности, является порождением природы.

Однако сознание в психологии изучают не только с естественнонаучных позиций, поскольку сама психология является гетерогенной наукой. И в этой связи, важным методологическим вопросом является определение критериев научности, которым должно отвечать исследование сознания.

В истории методологии науки неоднократно предпринимались попытки установления критериев для различения научного знания от ненаучного. В качестве таких критериев предлагались: принцип непротиворечивости, принцип редукции теоретических положений к экспериментальным фактам или фактам наблюдения, принцип верификации, принцип элиминации субъекта познания из продуктов научного творчества, принцип эквифинальности, принцип фальсификации (принцип Поппера), принцип конвенциональности (принцип Куна), принцип практической полезности, эстетический принцип, принцип терминологической релевантности, принцип независимой проверяемости, принцип простоты (принцип Оккама) и т.д.

До сих пор в методологии науки не выработаны универсальные критерии демаркации научного и ненаучного знания. Невозможность установления общепринятых критериев научности привело к тому, что во второй половине XXвека «методологический анархизм» в лице П. Фейрабенда саму проблему демаркации объявляет фиктивной. Однако принятие такой позиции лишает смысла сам процесс научного поиска. Возможно, что универсальных принципов научности знания не существует. Но это не означает, что такие принципы не могут существовать и не должны обсуждаться для определенных типов научно-исследовательской деятельности. Методологические принципы должны устанавливаться не для научной дисциплины, а для самого исследования конкретного феномена. Отсюда следует, что одно и то же явление может изучаться с опорой на разные методологические принципы. Принципы научности определяются при выборе жанра исследования конкретных феноменов. В случае принятия этой позиции становится неуместным разговор о том, какой наукой является психология: гуманитарной или естественной, эмпирической или практической.

В главе 2 «Осознание в контексте изучения сознания в психологии» проанализирована проблема осознания в русле как исторически сложившихся в психологии, так и современных подходов к изучению сознания.

Понять сознание стремились во все периоды идеогенеза, и неслучайно в ряду самых значительных по своей сложности научных проблем этот феномен занимает особое место. Сознание называют «центральной тайной человеческой психики» (Леонтьев, 1975), «самой сложной проблемой современной науки» (Райков, 2000), «главной загадкой психологии» (Аллахвердов, 2000), «величайшей ценностью, данной человеку» (Акопов, 2002). С момента обретения психологией самостоятельного научного статуса сознание стало привлекать к себе внимание исследователей разных школ и направлений. «Величие этой тайны подчеркивают попытки ее раскрыть», однако полученные результаты «скорее наводят ужас, чем обнадеживают» (Аллахвердов, 2000).

При всем многообразии существующих подходов, можно выделить определенные тенденции в развитии психологии сознания как относительно самостоятельной сферы психологических исследований. Во-первых, исследования сознания проводятся в русле гуманитарного подхода. В этом случае предметом анализа является происхождение сознания (в антропогенезе или онтогенезе), а также содержание осознаваемого опыта субъекта. Во-вторых, изучение сознания может опираться на естественнонаучную методологию. Экспериментальные исследования сознания всегда ориентированы на изучение эффектов, результатов деятельности сознания. Анализ результатов деятельности, в свою очередь, направлен на теоретическую реконструкцию логики неосознаваемой работы сознания. В-третьих, сознание может являться предметом изучения и в эмпирических науках. В этом случае научная задача, стоящая перед исследователем, заключается в описании структурной организации сознания и классификации явлений сознания.

На другом основании выделяют унитарный и междисциплинарный подходы к решению проблемы сознания (Акопов, 2002). Междисциплинарный подход реализован в когнитивной науке, которая объединяет разные научные дисциплины, начиная с нейробиологии и заканчивая философией сознания.

Сама проблема «непосредственного опыта» первоначально возникла в философии. В интеллектуальной истории еще задолго до институализации научной психологии неоднократно высказывались идеи относительно происхождения осознаваемых переживаний. Многие мыслители, хотя и не всегда явно, указывали на зависимость эффектов осознания от содержания бессознательной психики. В разных вариациях идею бессознательного можно обнаружить у Плотина, христианских мистиков, в философии Ф. Шеллинга, учениях И. Канта и А. Шопенгауэра. Г.В. Лейбниц предложил дифференцировать два вида чувственного познания: перцепцию как неосознаваемое восприятие и апперцепцию как восприятие осознаваемое, и впервые высказал идею о влиянии бессознательного опыта на эффекты осознания. Однако в полной мере проблема субъективной очевидности осознаваемых переживаний стала привлекать интерес исследователей в XIXвеке. В этот период не только зарождается психология как наука, но и ведутся активные поиски неосознаваемых оснований осознаваемого опыта.

Наибольший научный вклад в развитие идеи о неосознаваемой детерминации деятельности сознания в девятнадцатом столетии внесли такие исследователи, как И.Ф. Гербарт, Г. Гельмгольц, Ф. Дондерс, Г. Эббингауз, Г.Т. Фехнер.

В концепции психодинамического взаимодействия представлений И.Ф. Гербарта нашли отражение основные принципы ассоциативной психологии, положение о динамике элементов психического опыта, а также идея «порога сознания». Гербарт выделял три области знания: апперцепцию как осознаваемый, а, следовательно, ясный и отчетливый опыт; перцепцию – область смутного знания; бессознательное (Гербарт, 1895). Поскольку сфера осознания ограничена, то не все представления, а лишь наиболее энергетически заряженные способны преодолеть порог сознания. Кроме того, психодинамика внутренней жизни, взаимодействие элементов психического опыта, соединение или конфликтное противостояние этих элементов не осознаются, но именно эта неосознаваемая борьба представлений определяет нахождение в осознаваемом опыте тех или иных переживаний.

Основатель психофизики Г.Т. Фехнер искал детерминанты сознательной активности не в физиологии организма, не в психике познающего субъекта, не в социальном окружении, а в физической реальности действительного мира. Вместе с тем, в психофизических исследованиях было установлено, что осознанное переживание сенсорного воздействия может напрямую зависеть от ранее испытанного в эксперименте опыта. При последовательных предъявлениях испытуемый часто обнаруживает тенденцию дольше осознавать стимульное воздействие, если до этого он осознавал его, и дольше не осознавать, если до этого осознанно не различал действие раздражителя. И поэтому, факты неосознавания действия стимула или различия между стимулом и эталоном, в ряде случаев, можно рассматривать как эффекты влияния ранее не осознанного опыта обнаружения или различения. Следовательно, границы пороговой зоны определяются принятой сознанием гипотезой об отсутствии различий в характере стимуляции.

Наиболее ценным в плане психологического наследия Г. Гельмгольца явилась концепция «бессознательных умозаключений». Основное положение концепции состоит в том, что акты восприятия заканчиваются «выводом» касательно тех объектов, которые видит субъект. «Бессознательное умозаключение» симультанно. Однако сам симультанный эффект осознания подготовлен неосознаваемым процессом (Гельмгольц, 1880). Иначе говоря, сам процесс деятельности сознания, каким является перцептогенез, не осознается. Осознанию подлежит результат этой деятельности, «вывод», основанный на прошлом опыте, что и делает возможным осмысленное восприятие действительности. Неосознаваемый процесс, в ходе которого проверяются ранее созданные гипотезы, осуществляется посредством моторики. Движения непосредственным образом участвуют в порождении осознаваемого вывода о воспринимаемых объектах.

Становлению психологии как экспериментальной науки в значительной степени способствовали работы Ф. Дондерса. Психомоторику роднило с другими направлениями, во-первых, признание психики самостоятельной реальностью, не сводимой к плану физиологии и, во-вторых, поиск объективных методов изучения этой реальности. Согласно Дондерсу, моторное действие в ответ на раздражитель – это не физиологическая, а психическая реакция, и время такой реакции может расцениваться как надежный индикатор тех неосознаваемых процессов, которые предшествуют реализации действия.

Благодаря усилиям Г. Эббингауза возникает новое направление исследований – экспериментальная психология памяти. Проведенные Эббингаузом эксперименты позволили впервые выявить закономерности в функционировании памяти. Например, оказалось, что число предъявлений стимульного набора возрастает существенно быстрее по сравнению с увеличением объема запоминаемого материала. Вместе с тем при невозможности воспроизведения ранее запомненных стимулов, эти стимулы испытуемым повторно заучиваются значительно быстрее по сравнению с аналогичными. Следовательно, искомый стимульный материал знаком испытуемому, хотя он и не в состоянии его воспроизвести и даже узнать, то есть, осознать.

В. Вундт во второй половине XIXвека разрабатывает программу построения психологии как естественнонаучной дисциплины, и предметом этой «новой науки», по замыслу Вундта, должно являться сознание. Так как психология является опытной наукой, сознание можно изучать только экспериментальным методом. Структурный подход к исследованию сознания был ориентирован на описание элементарного состава непосредственного опыта. Но интроспекция как психологический метод оказалась непригодной для решения этой задачи. Построить теорию сознания с опорой на данные интроспективных экспериментов в качестве эмпирического базиса не удалось. Идеи структурной школы психологии после Э. Титченера не получили своего развития. К началу XXвека становится все более ясно, что детерминанты осознаваемых переживаний следует искать в сфере неосознаваемого опыта. Такая задача в рамках структурного подхода не ставилась.

Для представителей функционализма (У. Джемс, Д. Дьюи, Д.Р. Энджелл, Г.А. Кэрр, К. Штумпф) основной категорией, через призму которой описывался феномен сознания, стало понятие «функция». Выбор функции как единицы анализа был продиктован стремлением понять адаптационные способности сознания. Сознание, согласно лидеру функциональной психологии У. Джемсу, есть не что иное, как единый, не разложимый на составляющие компоненты поток. Содержание сознание непрерывно изменяется. Но при этом не все содержание сознания осознается. Неосознаваемые «добавки» к осознаваемому содержанию сознания Джемс называет «психическими обертонами». Это неосознаваемое содержание влияет на эффекты осознания, хотя само влияние также является неосознаваемым.

Заслугой функциональной психологии можно признать убедительное доказательство того, что содержание сознания необособимо от актов сознания, вследствие реализации которых это содержание явлено в осознании. Не сам очевидный факт наличия у сознания содержания отрицался функционалистами, а подвергалась справедливой критике возможность нахождения материала сознания в своем онтологическом качестве, то есть без учета зависимости характера осознаваемого содержания от реализуемых функций, делающих возможным такое нахождение. Однако принятие акта сознания за единицу анализа сделало фактически невозможным создание научной теории, реконструирующей логику реальной работы структурно-функциональной организации сознания, так как понимание того, каким образом реализуется функция, предполагает знание об устройстве психической структуры, функцией которой и является акт сознания.

Если функционализм соперничал со структурной школой психологии в определении наиболее значимого аспекта изучения сознания, то появление на психологической арене бихевиоризма означало кардинальную смену самого предмета психологии. В бихевиоризме, где поведение являлось единственным предметом изучения, сознание и продукты его деятельности оказались за пределами предметной области исследований. Единицей психологического анализа, согласно бихевиористам, является реакция, возникающая в ответ на действие внешнего стимула (Watson, 1913). Если теория бихевиоризма и имеет определенное прикладное значение, то при решении задачи описания логики функционирования сознания и тем более объяснения феномена осознания в познавательной деятельности она лишена эвристической ценности.

Одной из школ, сложившихся в начале XXвека, стала Вюрцбургская школа психологии (О. Кюльпе, А. Майер, И. Орт, К. Марбе, К. Бюлер, Г. Уатт, Н. Ах, А. Мессер, О. Зельц). Хотя интроспекция не отвергалась вюрцбуржцами, но, наряду с «методом систематического экспериментального самонаблюдения» (Н. Ах), исследователи стали использовать экспериментальные задачи. Метод экспериментальных задач предполагал решение головоломки, поиск выхода из проблемной ситуации. Исследователи Вюрцбургской школы акцентировали роль особых состояний сознания, для обозначения которых предлагались разные термины: «психологическая установка» (Г. Уатт), «детерминирующая тенденция» (Н. Ах), «антиципирующая схема» (О. Зельц). Эти состояния хотя и не осознаются в самом процессе сознательной деятельности, но между тем определяют направление и результат решения когнитивных задач. Н. Ах, экспериментально подтвердил эффект зависимости результатов мыслительного процесса от исходной настройки сознания испытуемого. «Детерминирующая тенденция» возникает как эффект неосознаваемого влияния ранее осознанного способа понимания задачи. В ходе решения эта тенденция направляет сознательный поиск, но при этом не обнаруживает себя в осознании.

Результаты исследований в Вюрцбургской школе значительно обогатили знания о работе сознания. В описание структуры сознательной деятельности были включены новые компоненты: установка, возникающая при осознании задачи; сама задача, которая направляет процесс поиска решения; внесенсорные компоненты в составе сознания. Стало понятно: ассоциация – не единственный принцип работы сознания. Эффекты осознания (а также и неосознавания) могут быть детерминированы неосознаваемыми психическими образованиями.

Работы ученых Вюрцбургской школы оказали существенное влияние на гештальт-психологов (М. Вертгеймер, В. Келер, К. Коффка). Гештальтистами были описаны закономерности объединения элементов в целостные структуры («законы гештальта») и показано, что осознанию подлежит не действие факторов, влияющих на восприятие целостного объекта, а целостный образ объекта. В свою очередь все, что человек воспринимает (осознает), он воспринимает (осознает) как фигуру на фоне. Хотя гештальтисты признавали роль фона при построении образа фигуры – «фигура как таковая вообще невозможна без фона», «фигура и фон образуют вместе единую структуру», «качество фигуры должно в очень большой степени определяться тем уровнем, на котором она выступает» (Коффка, 1999) – все же их исследовательский интерес главным образом был сосредоточен на двух видах зависимостей: влияние целого на восприятие частей и влияние характера группировки частей на восприятие целого. Но если фон обнаруживается сознанием, то, очевидно, он должен влиять на характер осознания фигуры. И хотя осознается только фигура, сам характер осознания (то, как фигура осознается) зависит от актуального фона, который элиминирован из эффекта осознания. В гештальтпсихологии было также продемонстрировано, что на осознание оказывает огромное влияние прошлый опыт осознания: то, что ранее было осознано, имеет тенденцию осознаваться и впоследствии (закон Рубина). Вместе с тем справедлива и иная трактовка этого закона: то, что ранее было не осознано, имеет тенденцию не осознаваться в будущем.

Психоанализ в лице З. Фрейда предложил принципиально новый взгляд на устройство психической организации, реанимируя, но при этом придавая новое звучание идеям Лейбница и Гербарта. В основе подхода, разработанного Фрейдом, лежала «идея об исцеляющей силе осознания» (Василюк, 2003). За эффекты активности сознания, согласно Фрейду, отвечает «бессознательное». Чтобы объяснить осознаваемые явления, необходимо выявить его причинные, то есть бессознательные основания. З. Фрейд впервые проявил научный интерес к фактам, которые до него не заслуживали внимания, а именно, к случаям оговорок, очиток, описок, неверного словоупотребления, забывания намерений, ошибочных движений и т.п. По убеждению Фрейда, в психике не происходит случайных событий, поэтому неосознавание не случайно. В силу этого факты неузнавания или невоспроизведения – не есть свидетельство отсутствия информации в памяти; это следствие работы специального психического механизма, который блокирует доступ в осознание информации, хранящейся в памяти. Неосознавание или искажение воспроизводимой информации имеет определенную причину, и цель психоанализа – выявить эту причину. Осознание причины, по мысли Фрейда, устраняет само забывание. Поэтому так называемое забывание является эффектом принятого решения – не осознавать ту информацию, которую не следует осознавать. Специальное психическое устройство, функция которого – принимать решение о допуске в осознание бессознательного содержания, было названо Фрейдом механизмом цензуры, а устройство, ответственное за перевод информации из области осознаваемого опыта в бессознательную сферу, – механизмом вытеснения. Фрейд показал, что все вербальные и моторные эффекты, поступки и продукты деятельности человека могут объясняться влиянием прошлого, в наличный момент времени потенциально неосознаваемого, опыта.

В середине XXвека в психологии складывается ситуация, приведшая к появлению мощных психологических течений. Одно из таких течений – «гуманистическая психология» (А. Маслоу, К. Роджерс, Р. Мэй, В. Франкл и др.). Основные принципы, разделяемые гуманистами: свободный выбор личности, ответственность за принятые решения, осознание себя, своих возможностей и жизненных целей. В трудах психологов-гуманистов ключевыми идеями в плане понимания роли осознания в жизни человека стало:

· осознание служит цели обнаружения подлинного Я человека;

· осознание способствует самоактуализации – развитию личности в соответствии с ее потенциальными возможностями;

· осознание приводит к лучшему пониманию себя, разрешению личных проблем, избавлению от психологических травм, открывая новые жизненные горизонты.

Представители этого направления внесли свой весомый вклад в понимание роли осознания не только как важнейшего психического механизма, но и как способа раскрытия духовных возможностей личности. Проблемы, которые впервые поставили гуманисты, по сей день актуальны для психологии, поскольку, несмотря на все изменения, связанные с «духом времени», они затрагивают глубинные основания человеческого существования.

Другим мощным течением в научной психологии второй половины ХХ века явилась «когнитивная психология». Когнитивисты обнаружили множество экспериментальных фактов, демонстрирующих неосознаваемую когнитивную деятельность сознания. Анализ этих фактов давал возможность строить предположения о том, как обрабатывается информация, какова последовательность стадий в процессе обработки информации и какие факторы оказывают влияние на работу когнитивного аппарата на той или иной стадии. В результате многочисленных экспериментальных исследований базовый постулат когнитивистов об ограниченности возможностей сознания в плане переработки информации был фальсифицирован. Эксперименты показали, что сознание способно обрабатывать информацию вне осознаваемого контроля вплоть до уровня семантики. В свою очередь, ранее не осознанная информация обусловливает эффекты осознания в ходе последующей познавательной деятельности (Величковский, 1982; Marcel, 1983; Аллахвердов, 1993, 2000). Следовательно, в актуальный момент времени не осознается не только работа сознания, но и часть содержания сознания. Вместе с тем, исследования мнемической деятельности обнаружили, что память хранит гораздо больше информации, чем человек способен узнать или вспомнить. Другими словами, сознание осознает лишь часть информации, которую воспринимает, а память хранит несравненно больше информации по сравнению с объемом ее узнавания или воспроизведения.

В настоящее время все чаще в работах по когнитивной психологии можно встретить термины «бессознательное познание», «имплицитное научение», «когнитивное бессознательное», «неосознаваемое» (Kihlstrom, 1987). Вопрос состоит уже не в том, есть ли бессознательные процессы или их нет. Интерес современных когнитивных психологов направлен на определение того, какую функцию они выполняют и насколько они «умны» в сравнении с процессом осознания. Способность к неосознаваемому приобретению процедур и структур знания, равно как и неосознаваемую способность к осознанию, все чаще рассматривают как важнейшие свойства когнитивной системы (Пинкер, 2004; Bizot, 1988; Reber, Allen, Regan, 1985) и даже как «основное метатеоретическое допущение всей когнитивной психологии» (Lewicki, Hill, 1989) .

В класс неосознаваемых явлений сознания необходимо включать механизмы работы сознания. Указание на то, что сам носитель сознания не способен осознанно судить о том, как эти механизмы функционируют, не может свидетельствовать об их отсутствии. К неосознаваемым явлениям относится также неосознаваемое содержание сознания. Когнитивная психология, признавая экспериментальные факты, а не отвлеченные рассуждения, сыграла решающую роль в понимании того, что все содержание сознания в рамках текущего настоящего нельзя отождествлять с осознаваемым содержанием.

Сознание в отечественной психологии изучается с разных теоретических и методологических позиций: в русле деятельностного подхода (А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, В.П. Зинченко), культурно - исторической психологии (Л.С. Выготский), системного подхода (В.А. Ганзен), «психологики» сознания (В.М. Аллахвердов) и др. Особый интерес представляют исследования В.В. Знакова, посвященные феномену понимания. Поскольку понимание имманентно присуще всем формам сознательной активности, поэтому описание логики функционирования психических механизмов понимания − это и есть, по существу, объяснение того, как работает аппарат сознания. В работах В.В. Знакова, понимание рассматривается не только в контексте познавательной активности субъекта, но и в процессе социального взаимодействия, в ситуациях общения и совместной деятельности (Знаков, 2002, 2005).

Хотя исследования сознания в отечественной психологии несколько отличаются спецификой решаемых проблем по сравнению с западноевропейской наукой, но, в целом, для современного этапа развития психологии характерно стремление понять не только происхождение и структуру сознания, но, прежде всего, объяснить принципы, лежащие в основе его функционирования. Это означает, что модель сознания нового образца должна будет включать в себя представление о функциональных механизмах, работа которых обеспечивает «внутреннюю» психомеханику сознания.

Сознание человека (психология)— это сформированная в процессе общественной жизни высшая форма психического отражения действительности в виде обобщенной и субъективной модели окружающего мира в форме словесных понятий и чувственных образов.

К неотъемлемым признакам сознания относятся: речь,представление, мышление и способность создавать обобщенную модель окружающего мира в виде совокупности образов и понятий. В структуру сознания входят ряд элементов, каждый из которых отвечает за определенную функцию сознания:

1. Познавательные процессы(ощущение, восприятие, мышление, память). На их основе формируется совокупность знаний об окружающем мире.

2. Различение субъекта и объекта(противопоставление себя окружающему миру, различение «Я» и «не Я»). Сюда входят самосознание, самопознание и самооценка.

3. Отношения человека к себе и окружающему миру(его чувства, эмоции, переживания).

4. Креативная (творческая) составляющая(сознание формирует новые образы и понятия, которых ранее не было в нем с помощью воображения, мышления и интуиции).

5. Формирование временной картины мира(память хранит образы прошлого, воображение формирует модели будущего).

6. Формирование целей деятельности(исходя из потребностей человека, сознание формирует цели деятельности и направляет человека на их достижение).

Эти функции сознания можно схематично изобразить в виде относительно самостоятельных, но связанных между собой функциональных блоков (Рис. 18.1):

Общественное сознание, складываясь из сознаний составляющих общество людей, не является его простой суммой, а обладает некоторыми системными свойствами, не сводимыми к свойствам индивидуального сознания (Рис. 18.2)

Можно выделить различные формы общественного сознания, главные из которых показаны на Рис.18.3.

С точки зрения материалистической науки, между сознанием человека и окружающим материальным миром существуют четыре вида взаимодействий (Рис. 18.4). Первый и второй тип взаимодействия диалектически связаны: первично сознание рождается из материального мира и определяется им, но затем, по мере своего созревания, оно начинает активно влиять на этот мир, преобразуя его по собственному плану. Третий и четвертые типы взаимодействия сами по себе не материальны, а относятся к информационному типу. При этом третий тип взаимодействия только кажется пассивным. На самом деле это активное отражение, включающее в себя элементы осмысления, оценки и преобразования. Самый сложный и позже всех развивающийся – четвертый тип взаимодействия, который знаменует собой высшую стадию развития сознания — самосознание.

[править]Функции сознания человека

Исходя из структуры сознания можно вывести основные его функции:

Отражательная:Сознание организует познавательные процессы (восприятие, представление, мышление), а также организует память.
Оценочная:Сознание принимает участие в формировании части эмоций и большинства чувств. Человек на уровне сознания оценивает большинство событий и самого себя.
Креативная:Творчество невозможно без сознания. Многие произвольные виды воображения организуются на сознательном уровне: изобретательство, художественное творчество.
Рефлексивная:Разновидностью сознания является самосознание – процесс, при помощи которого человек анализирует свои мысли и поступки, наблюдает за собой, оценивает себя и т.д. Одно из значений слова «рефлексия» — это способность сознания человека сосредоточиться на самом себе. Кроме того, данным термином еще обозначается механизм взаимопонимания, т. е. осмысления человеком того, как мыслят и чувствуют другие люди, с которыми он взаимодействует.
Преобразующая:Человек сознательно определяет большинство своих целей и намечает путь к их достижению. При этом он часто не ограничивается совершением мысленных операций с предметами и явлениями, а выполняет и реальные действия с ними, преобразуя окружающий мир в соответствии со своими потребностями.
Времяобразующая:Сознание отвечает за формирование целостной временной картины мира, в которой есть память о прошлом, осознание настоящего и представление о будущем. Этим сознание человека отличается от психики животных.

[править]Свойства сознания человека

Сознание человека обладает рядом свойств, благодаря которым отражение человеком окружающего мира носит субъективный характер. Эти свойства отражены в таблице.

¹	Свойство	Описание свойства
1	Активность	Сознание связано с деятельностью, с активным воздействием на окружающий мир.
2	Избирательный характер	Сознание направлено не на весь мир в целом, а только на определенные его объекты (чаще всего связанные с какими-то нереализованными потребностями).
3	Обобщенность и отвлеченность	Сознание оперирует не реальными предметами и явлениями окружающего мира, а обобщенными и абстрактными понятиями, лишенными части атрибутов конкретных объектов действительности.
4	Целостность	Сознание психически здорового человека, как правило, обладает целостностью. В рамках данного свойства возможны внутренние конфликты ценностей или интересов. При некоторых видах психических заболеваний целостность сознания нарушается (шизофрения).
5	Константность	Относительная устойчивость, неизменчивость и преемственность сознания, определяемые памятью. Константность сознания обусловливается свойствами личности.
6	Динамичность	Его изменяемость и способность к непрерывному развитию, обусловливаемая кратковременными и быстро сменяющимися психическими процессами, которые могут закрепляться в состоянии и в новых свойствах личности.
7	Искаженность	Сознание всегда отражает действительность в искаженном виде (часть информации теряется, а другая часть искажена индивидуальными особенностями восприятия и установками личности).
8	Индивидуальный характер	Сознание каждого человека отличается от сознания других людей. Это связано с рядом факторов: генетическими отличиями, условиями воспитания, жизненным опытом, социальным окружением и пр.
9	Способность к рефлексии	Сознание обладает способностью к самонаблюдению и самооценке, а также может представлять себе, как его оценивают другие люди. Другими словами - взаимодействие.

Помимо свойств сознания некоторые авторы рассматривают его эмпирические характеристики. Они могут проявляться следующим образом (рис. 18.6).

[править]Уровни ясности сознания

Степень ясности и четкости сознания неодинакова в различных условиях существования человека. Она, естественно, будет различаться во время отдыха, привычной монотонной работы и в момент напряженного поиска выхода из трудной ситуации. Умение человека управлять уровнем ясности и активности своего сознания является важным ресурсом человека.

'Уровни ясности сознания:' -творческое озарение -вдохновение -ясное сознание -релаксация -пробуждение(засыпание) -апноэбиляция -сомноленция -оглушение -сопор –кома

Сознание как высшая ступень развития психики.

Свойства сознания:

1. построение отношений; 2. познание; 3. переживание.

Также включаются эмоции и мышление в процессе сознания.

Основная функция эмоций – формирование субъективного отношения человека к предметам, явлениям, людям.

Основная функция мышления – выявление объективных отношений между явлениями внешнего мира.

Выделяют два слоя сознания (В.П.Зинченко)

II. Рефлективное сознание (сознание для сознания), включающее в себя: 1) значение; 2) смысл.

История собственно психологического изучения сознания начинается с возникновения самой психологии как самостоятельной сферы научного знания. Со времен В. Вундта в мировой и отечественной психологии неоднократно предпринимались попытки описать структуру сознания и объяснить принципы его работы (W. James, 1890; E.B. Titchener, 1898; Б.Г. Ананьев, 1961; Л.С. Выготский, 1960; А.Н. Леонтьев, 1975; Б.Ф. Ломов, 1981; А.Р. Лурия, 1998; С.Л. Рубинштейн, 1959; В.А. Ганзен, 1984; В.П. Зинченко, 1991; Л.М. Веккер, 1998, 2000; В.В. Столин, 1983; В.М. Аллахвердов, 1993, 2000, 2003; D.C. Dennett, 1991, 1996; B.J. Baars, 1988; N. Block, 1995, P.M. Churchland, 1984; N. Eilan, 1995 и др.). Однако по сей день актуальной задачей остается разработка общепсихологической теории, в рамках которой должны быть предложены ответы на следующие вопросы: Как следует изучать сознание? Каким образом функционируют когнитивные механизмы сознания? Как объяснить феномен осознания? Какие факторы влияют на эффекты осознания?

Любая научная дисциплина имеет свои «теоретические аномалии». Не исключение в этом плане и психология сознания. Одной из таких «аномалий» является проблема возникновения сознания. В интеллектуальной истории неоднократно предпринимались попытки найти ответ на вопрос о происхождении сознания. Возникновение сознания объясняли исходя из биологической целесообразности, которая диктуется требованиями приспособления к изменению среды. При этом происхождение сознания расценивалось как следствие биологической слабости, так как роль приспособления к изменению условий существования, согласно данной позиции, принадлежит инстинктивным механизмам (У. Джемс, Э. Фромм). Неэффективность работы последних и послужила причиной порождения сознательных форм активности. Сторонники другого подхода усматривали детерминанты происхождения сознания в недрах социальной коммуникации: сознание производно от совместной, общественно обусловленной производительной деятельности (А.Н. Леонтьев).

· по способу вывода (установления): дедуктивные и индуктивные законы.

· по степени формализации: формализованные («жесткие») и качественные («мягкие») законы.

· по диапазону объяснительных возможностей: частные и общие законы.

В.У.Бабушкин

ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

В кн.: В.У.Бабушкин. Феноменологическая философия науки: критический анализ
М.: "Наука", 1985, с. 13-100, 174-188

Смысл феноменологического метода

Согласно феноменологии не существует непосредственного доступа к реальности: контакты с ней возможны только благодаря сознанию. "Как же сам мир, – писал Гуссерль, – может быть чем-то иным, нежели продуктом развертывания моей субъективности, которую я никогда не могу перешагнуть" [115, т. 2, с. 9]. Прежде чем говорить о реальности, следует исследовать те свойства сознания, которые лежат в основе наших контактов с ней и благодаря которым, по мнению феноменологов, появляется сама возможность познавательной и практической деятельности человека в окружающем мире. Необходимо, с феноменологической точки зрения, тщательно исследовать такие проблемы, как: чем отличается сознание от того, что не является сознанием? что вообще представляет собой сознание? почему именно сознание имеет те преимущества, которые заставляют первоначально исследовать его и лишь затем решать вопрос о статусе окружающего мира?

Ответы на эти и подобные им вопросы, по мнению феноменологов, также следует искать в сознании. Прежде всего необходимо провести своеобразное "археологическое" изыскание в сфере сознания,* которое позволит обнаружить ту иерархию различных функций, уровней и актов сознания, благодаря которым осмысливается действительность. Внимание исследователя при этом должно быть направлено не на реальное содержание, не на сами предметы (материальные или идеальные), которыми обычно оперирует сознание в своей естественной установке, а на акты сознания, в которых осознаются эти предметы. Сознание, как полагают феноменологи, необходимо исследовать в его "чистоте": необходимо достигнуть чистой (не замутненной никакими внешними привнесениями) деятельности сознания, чистых форм этой деятельности.

* В манускриптах Гуссерль часто называет феноменологию "археологией", поскольку интеллектуальные раскопки в области сознания, к которым стремится феноменология, имеют своей целью обнаружение того самого глубокого слоя, в котором возникают смыслы, приобретающие позднее самые различные модификации. "Феноменологическая археология, – писал Гуссерль, – это исследование Я и субъективного в их подлинности, раскрытие сокровенной конститутивной конструкции апперцептивной деятельности, результаты которой предстают перед нами в качестве опытного мира... Как в обычной археологии: реконструкция" (цит. по: [78, с. 19]).

"Чистое сознание", к исследованию которого стремятся феноменологи, – это как бы сознание в его допредметной, досимволической форме. Необычность феноменологического подхода заключается в том, что сознание выполняет при этом двойную функцию: будучи предметом аналитической деятельности, оно является одновременно и средством исследования. Интересуясь условиями возможности существования явлений в сознании, условиями возможности опыта вообще, феноменологи именно в сознании видят ключ к решению этой проблемы. "Если теория познания, – считает Гуссерль, – хочет исследовать проблемы отношения между сознанием и бытием, то она может иметь при этом в виду только бытие, как коррелят сознания, как то, что нами "обмыслено" сообразно со свойствами сознания: как воспринятое, воспомянутое, ожидавшееся, образно представленное, сфантазированное, идентифицированное, различенное, взятое на веру, предположенное и оцененное и т.д. В таком случае видно, что исследование должно быть направлено на научное познание сущности сознания, на то, что "есть" сознание во всех своих различных образованиях, само по своему существу, и в то же время на то, что оно "означает", равно как и на различные способы, какими оно – сообразно с сущностью этих образований – ...мыслит "предметное" и "выявляет" его как "значимое", "действительно" существующее.

Всякий род предметов, которому предстоит быть объектом разумной речи, донаучного, а потом и научного познания, должен сам выявиться в познании, т.е. в сознании, и, сообразно смыслу всякого познания, сделаться "данностью"" [19, с. 13].

Стало быть, предварительным условием феноменологического анализа сознания должно явиться полное очищение сознания от всего того, что не принадлежит к его собственной природе, а потому должно рассматриваться как нечто внешнее по отношению к нему. Для исследования сознания "как царства субъективного потока было бы безумным, – пишет Гуссерль, – применять ту же методику образования понятий и суждений, которая обычно применяется в объективных точных науках. Жизнь сознания находится в состоянии постоянного потока, и всякое cogito является текучим, поэтому здесь нельзя зафиксировать последние элементы и конечные отношения... Однако и здесь господствует хорошо выраженная типология. Так, восприятие принадлежит к одному типу, а воспоминание образует другой тип. Наряду с существованием таких общих, четко выраженных типов существуют также и особые типологические подгруппы (например, восприятие пространственной вещи или восприятие человека как психофизического существа)" [115, т. 1, с. 20]. Поэтому феноменологический анализ требует специфической установки сознания, а именно самонаправленности сознания, достижение которой сопряжено с известными трудностями. "Источник всех трудностей феноменологического анализа, – признает Гуссерль, – лежит в противоестественной направленности сознания и мышления" [115, т. 2, с. 9].

Сознание в феноменологии рассматривается как образование, необычайно многообразное по своим функциям и деятельности. Однако наиболее фундаментальной характеристикой, лежащей в основе всех других его свойств, считается интенциональность, т.е. постоянная направленность сознания на предметы, ибо сознание, подчеркивают феноменологи вслед за Ф.Брентано, – это всегда "сознание о чем-либо". Подобно тому как воспринимаемые нами предметы для их адекватного познания должны быть восприняты нами ясно и отчетливо, точно так же ясно и отчетливо должна быть понята нами и имманентная деятельность сознания.

Однако возможно ли достигнуть такой ясности в отношении сознания? Каким способом можно выявить его "чистую" деятельность, сознание как таковое?

Исследование имманентной деятельности сознания становится возможным, по мнению феноменологов, благодаря методу феноменологической редукции, от понимания которого, считает Гуссерль, "зависит понимание всей феноменологии, так как благодаря этому методу можно иметь дело с подлинными феноменами" [115, т. 9, с. 188].

Редукция, считают феноменологи, позволяет освободиться от наивности естественной установки сознания, наивности, которая характерна для всех без исключения видов практической и теоретической деятельности человека. Источник наивности заключается в том, что сознание интересуется прежде всего внешними предметами, а не теми смыслами, которые оно вносит в эти предметы в процессе их осознания. Сознание в своей естественной установке ориентировано не на исследование своей собственной творческой деятельности, а на познание внешних предметов. Наивен, как полагают феноменологи, не только человек, ограниченный кругом своих непосредственных интересов, но и ученый, познающий окружающий мир. Его наивность выражается в том, что, оперируя понятиями, он без помощи феноменологической методологии не способен осознать, что его понятия есть не что иное, как вторичные образования, возникающие из донаучной, дотеоретической почвы, которую феноменологи называют "жизненным миром". Свои первые понятия человек создает в наивной повседневной жизни, и именно они служат исходным материалом для всех последующих теоретических размышлений. В конечном счете жизненный мир есть подлинный источник теоретических понятий и вообще любых идеальных образований, которыми оперирует мышление ученого. Более того, жизненный мир является той фундаментальной предпосылкой, из которой вырастают общественные институты и культурные традиции. Задача феноменологического метода – выявить генезис этих вторичных образований. В отношении научного знания подобное выявление привело бы к созданию той недостающей части теории науки, которую феноменологи называют "теорией опыта". Согласно такой теории жизненный мир есть предпосылка, основа и источник всякого опыта, в том числе и научного.

Вместе с тем сам по себе жизненный мир все же не может являться той последней инстанцией, исходя из которой можно до конца понять всю жизнедеятельность человека, ибо жизненный мир, в свою очередь, возникает и развертывается по определенным правилам, источник которых следует искать опять-таки в сознании. Тщательный анализ генезиса жизненного мира исходя из деятельности сознания является для феноменологов важнейшей задачей философии.

Таким образом, источник научных понятий усматривается феноменологами в донаучном мире естественной установки, исследование которого предполагает феноменологический анализ деятельности сознания. При этом особенно важно выявить характеристики так называемого "чистого сознания", "чистой субъективности", ибо именно они как раз и определяют все возможные формы жизненного мира, а следовательно, и формы научно-теоретической и практической деятельности человека.

Необходимое условие феноменологического анализа, как уже отмечалось, заключается в том, чтобы внимание исследователя было направлено не на внешний мир, а на само сознание, ибо, именно оно в конечном счете является источником как научного, так и донаучного знания. Вычленить и проанализировать сознание в его "чистоте" можно с помощью редукции – комплексной процедуры, которая включает в себя несколько операций.* Прежде всего необходимо осуществить эпохе – воздержание от всякого полагания реального существования окружающего мира. Эпохе создает необходимые условия для того, чтобы направить наше внимание не на реальные предметы, а на способ их данности сознанию и тем самым способствовать исследованию тех актов сознания, в которых нами осознаются эти предметы. Эпохе рассматривается феноменологами в качестве операции, помогающей исследователю занять позицию не по отношению к миру, но проникнуть в саму "чистую субъективность".

* Термин "редукция" очень многозначен. Существует много типов редукции, взаимоотношения между которыми феноменологам так и не удалось до конца выяснить. В письме к Р.Ингардену (1932) Гуссерль признает, что "самая трудная вещь во всей философии – это феноменологическая редукция, ее философское понимание и использование" [119, с. 74].

Имеет ли эпохе определенную познавательную ценность, не приводит ли оно к отказу от реальных познавательных проблем?

Хотя такая опасность существует, тем не менее само по себе воздержание от суждений о реальности чего-либо – вполне правомерная методологическая операция. Если обратиться к анализу практической и теоретической деятельности, то нетрудно заметить, что в жизнедеятельности человека постоянно имеет место воздержание от суждений в отношении всего того, что его не интересует. Если бы такое воздержание было невозможным, то, очевидно, столь же невозможна была бы и сама теоретическая деятельность. То же самое можно сказать и в отношении практической деятельности человека: она требует концентрации внимания сознания на определенной цели, что, в свою очередь, предполагает, что во внимание не принимаются те аспекты реальности, которые в данной практической ситуации не являются значимыми. Цель человека как бы задает способ преобразования вещи в практической деятельности. Говоря о принципиальных отличиях трудовой деятельности человека от поведения животных, К. Маркс отмечал, что человек "не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинить свою волю" [1, т. 23, с. 189]. Практическая деятельность человека убедительно подтверждает эту принципиально важную для понимания специфики сознания мысль. Сознание не только отражает окружающий мир, но и благодаря практической деятельности человека в определенном смысле творит его. Как отмечал В.И.Ленин, "мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его" [2, т. 29, с. 195]. Способность сознания воздерживаться от суждений о реальности является убедительным доказательством положения диалектического материализма об активной роли сознания в жизнедеятельности человека, ибо без этой активности была бы невозможна сама целесообразная деятельность.*

* "Прием воздержания, предложенный Гуссерлем, – отмечает А.Ф.Бегиашвили, – может быть основан на предположении, что в содержании сознания имеются уровни, отличающиеся по степени актуализации. Определенное содержание наличествует в настоящий момент в сознании, оно все еще переживается, как говорил Гуссерль, но оно как бы отодвигается на второй план, сознание не занимается им, оно не включается в систему отношений, существующих между остальными моментами, частями содержания сознания. Оно остается, как выражался Гуссерль, "вне игры", мы его просто не употребляем" [8, с. 301].

Те исследователи, которые отвергают правомерность операции эпохе, полагают, что они тем самым критикуют феноменологическую философию. Однако в данном случае имеет место явное недоразумение, возникающее потому, что не учитывается то, что в феноменологии реальные проблемы настолько тесно переплетены с их неадекватным истолкованием, что требуется специальный критический анализ, который позволил бы их вычленить. Эти исследователи слишком доверяют феноменологам, а именно их утверждениям, что воздержание от суждений о реальности открывает необъятное поле исследования трансцендентальной субъективности. Эпохе действительно открывает определенную сферу исследования сознания, однако явно не ту, о которой говорят феноменологи.

Рассмотрим более подробно, как осуществляется эпохе: от чего мы воздерживаемся, как воздерживаемся, какие акты сознания участвуют в этом процессе, – словом, постараемся выяснить его реальный смысл. Только тщательный анализ этой мыслительной процедуры, которая буквально пронизывает мышление и практическую деятельность человека, позволит понять принципиальную ошибочность феноменологической трактовки эпохе, необоснованность любых попыток идеалистического истолкования этой способности сознания.

Для феноменолога смысл эпохе заключается в том, чтобы создать наиболее благоприятные условия для исследования фундаментальных характеристик сознания. Согласно феноменологической концепции естественная установка сознания не дает возможности судить с достоверностью об отношении наших представлений и содержания нашего мышления к самой действительности. Поэтому целесообразно воздержаться от высказываний об этом отношении и обратиться к тому, в чем мы твердо уверены и что можем точно описать, а именно к процессам нашего собственного сознания. Описание этих процессов предполагает тщательный анализ того, как производится само описание. Эпохе, как начальная стадия феноменологической редукции, должно привести, по словам Гуссерля, к ""чистой жизни" сознания со всеми ее чистыми переживаниями и всеми ее чистыми данностями, с универсумом феноменов в феноменологическом смысле" [115, т. 1, с. 60). Феноменология, по замыслу ее создателя, должна рассматриваться как учение о переживаниях вообще, учение о данностях (как реальных, так и интенциональных), которые заключены в переживаниях. ""Чистая феноменология", – пишет Гуссерль, – есть учение о созерцании "чистых феноменов" "чистым сознанием" "чистого Я"" [115, т. 1, с. 235]. Эпохе имеет целью обеспечить адекватность феноменологического исследования "чистого сознания", поэтому воздержание от веры в существование распространяется практически на все сферы бытия. Благодаря редукции, полагают феноменологи, можно иметь дело с "чистым сознанием", деятельность которого образует смысловой фундамент нашего опыта. Эпохе позволяет иметь дело не с реально существующими предметами, а всего лишь с феноменами, "претендующими на бытие". "Весь конкретный мир для меня, – отмечает Гуссерль, – есть только феномен бытия, а не существующее" [115, т. 1, с. 7]. Последовательное осуществление эпохе трактуется в феноменологии в качестве "дереализации" все новых областей действительности: предметов, окружающих нас в повседневной жизни, объективного содержания естественных и общественных наук, положений математики и логики. Все они в результате редукции превращаются в "чистые феномены", о реальном существовании которых нет возможности утверждать что-либо определенное. Но в этом ли заключается рациональный смысл эпохе?

Дело в том, что феноменологическая редукция в принципе не может достигнуть своей цели, а именно полностью исключить реальность из нашего сознания. Достаточно указать на то, что средство, с помощью которого производится феноменологическое описание, – язык, в сущности, не поддается редукции, хотя, следуя смыслу феноменологической редукции, необходимо в первую очередь воздержаться от его употребления, так как именно язык является носителем тех характеристик действительности, которые подлежат редукции. Обыденное и научное мышление постоянно использует язык (а его, естественно, трудно объявить врожденной способностью сознания), причем язык участвует как в процессе феноменологической редукции, так и при феноменологическом описании деятельности сознания. Если бы можно было осуществить редукцию в полном объеме, к чему стремятся феноменологи, то мы просто оказались бы немыми наблюдателями внутренних психических процессов и все, что мы могли бы наблюдать (но уже не описывать), было бы неконтролируемой и невыразимой игрой нашего воображения. Не случайно Гуссерль, уделявший проблемам редукции исключительное внимание, вынужден был признать, что "мир всегда остается для меня значимым и в этом отношении редукция ничего не сможет изменить" [115, т. 5, с. 175]. Невозможность осуществления полной редукции означает, что можно воздерживаться от суждений лишь в отношении тех или иных определенных предметов или аспектов реальности, что практически всегда имеет место в познавательном процессе, но невозможно полностью исключить реальность из сферы мышления и тем самым достигнуть так называемого "чистого сознания". Это обстоятельство говорит о том, что эпохе может иметь рациональный смысл только в качестве одного из методических приемов мышления, а не в качестве универсального средства, позволяющего достичь онтологической предпосылки, на основе которой можно возводить философскую концепцию.

В отличие от Гуссерля более осторожные феноменологи, такие, как А.Пфендер или М.Мерло-Понти, вообще не делали из результатов редукции никаких онтологических выводов.* Они видели в редукции один из удобных методических приемов, который позволяет по-новому подойти к анализу деятельности сознания. Так, М.Мерло-Понти писал: "Редукция есть проявление нашего сознательного решения не подавлять, а скорее временно приостанавливать действие всех тех спонтанных суждений, которыми наполнена наша жизнь. Цель редукции заключается в том, чтобы не отрицать их, а понять и объяснить. Феноменологическая редукция не должна означать сведение информации о внешнем мире к жизнедеятельности Я, не должна подменять внешнего восприятия внутренним" [148, с. 56].

* Если для Гуссерля эпохе означало деятельность сознания приводящую к новой интерпретации реальности, то А.Пфендер видел в эпохе всего лишь методическую операцию, цель которой заключается во временной нейтрализации нашего сознания в отношении тех или иных предметов

Однако самого Гуссерля подобные сомнения в возможности и целесообразности проведения полной редукции не останавливали. Он не только настаивал на необходимости полной редукции, но пошел гораздо дальше. Вслед за феноменологической редукцией, по его мнению, должна быть проведена трансцендетальная редукция, цель которой заключается в еще более радикальном очищении сознания и обнаружении так называемых "первоисточников" опыта. "Феноменологический фундаментальный метод трансцендентального эпохе, – пишет Гуссерль, – называется трансцендентально-феноменологической редукцией, поскольку он возвращает нас к трансцендентальному значению бытия" [115, т. 1, с. 61]. Трансцендентальная редукция переориентирует внимание исследователя от коррелятов интенциональных актов сознания (т.е. феноменов) к анализу самих актов сознания, что позволяет проанализировать ту неосознанную интенциональную деятельность, благодаря которой конституируются феномены. "Результатом феноменологического объяснения смысла бытия реального мира и мыслимого мира вообще, – пишет Гуссерль, – является то, что только трансцендентальная субъективность имеет смысл абсолютного бытия, только она является безотносительной, в то время как реальный мир, хотя и существует, является относительным, поскольку он есть интенциональное смысловое образование субъективности" [115, т. 5, с. 158]. Трансцендентальная редукция, приводящая к трансцендентальной субъективности, имеет свои специфические задачи, которые связаны с исследованием трансцендентальной функции сознания, а именно с нахождением "источника" интенционального конституирования мира.

Таким образом, первоначально в феноменологии речь идет лишь о том, что эпохе и редукция могут создать наиболее благоприятные условия для исследования активности сознания. С этой целью элиминируется наивная вера в существование реальности, а внимание концентрируется на том, как феномены даны сознанию. Такой подход, по мнению феноменологов, позволяет проанализировать степень участия сознания в осмыслении феноменов, не решая при этом вопроса, существуют ли они на самом деле, т.е. не затрагивая проблемы их существования. Однако наряду с таким методическим и, как нам представляется, вполне оправданным пониманием эпохе как простого воздержания от экзистенциальных суждений в феноменологии имеет место более сильное истолкование эпохе, а именно онтологическое, смысл которого заключается в том, что эпохе рассматривается как надежный метод отыскания трансцендентальной субъективности, являющейся основой "абсолютного опыта, феноменологии как опытной науки – абсолютной науки вообще" [115, т. 8, с. 362].

Если эйдетическая редукция нашла среди феноменологов и некоторых представителей общественных наук признание и была взята ими на вооружение, то разработку проблем трансцендентальной редукции и той сферы трансцендентальной эгологии, которая открывается в результате ее проведения, Гуссерлю пришлось осуществлять в полном одиночестве. Никто из феноменологов не последовал за ним, полагая, что это область чисто спекулятивных домыслов и феноменологии, как опытной науке, не пристало заниматься подобными спекуляциями.

Негативное отношение феноменологов к трансцендентальной редукции не убедило Гуссерля в ее ненужности. Напротив, он с еще большим рвением настаивал на ее необходимости, полагая, что только трансцендентальная редукция позволит достичь сферы чистого, абсолютно аподиктического сознания.

Имеет ли смысл следовать за Гуссерлем и не стоит ли, как это сделали большинство феноменологов, отказать трансцендентальному анализу сознания в статусе научного философского исследования?

Что касается общей философской оценки трансцендентально-феноменологических построений, то они, по единодушному мнению советских исследователей, являются своеобразной формой субъективного идеализма, а именно трансцендентально-феноменологического идеализма.* Правда, эта форма не есть нечто устойчивое, ибо субъективно-идеалистические принципы, в свою очередь, являются производными от объективно-идеалистических предпосылок. Об этом свидетельствует, в частности, то, что Гуссерль не остановился на трансцендентальной редукции, но попытался редуцировать само трансцендентальное Я с помощью так называемой "абсолютной редукции", что привело к признанию существования того "абсолютного фундамента", который, будучи сам по себе вневременным, тем не менее способен порождать временность и субъективность. Это, разумеется, уже позиция не субъективного, а объективного идеализма. Однако в данном случае нас интересует не сама по себе смена Гуссерлем философских позиций, на первый взгляд достаточно произвольная, а те реальные проблемы, которые заставили родоначальника феноменологии непрерывно радикализировать феноменологическую редукцию, пройти путь от эйдетической к "абсолютной" редукции. Чем были вызваны его поиски, какое значение они могут иметь для анализа научной деятельности? Если отвлечься от чисто личностных обстоятельств,** которые, как убедительно показал Б.А.Шарфстайн [197], подчас играют в философском творчестве достаточно существенную роль, то можно указать две причины.

* См. содержательный анализ философских взглядов Гуссерля в работах А.С.Богомолова, П.П.Гайденко, Н.В.Мотрошиловой, М.А.Кисселя, Э.Ю.Соловьева и др.

** X.Шмитц в работе "Личность" [201] дает очень интересное и, как представляется, правильное объяснение той исключительной напряженности и упорства, с которым Гуссерль настаивал на необходимости трансцендентальной редукции. Переживая тяжелые сомнения, Гуссерль пришел к выводу, что его существование в качестве философа зависит от того, удастся ли ему найти последние основания для своей философской деятельности, причем эти основания должны быть ясными и отчетливыми. В этой ситуации трансцендентальная редукция выступала в роли фактора, который способствовал кристаллизации его личной убежденности, его личной эмансипации. Такой тип личностной эмансипации Шмитц называет "стабилизирующим". Эйдетическая редукция была не в состоянии служить этой цели, ибо она ориентировала сознание на феномены, постоянно изменяющиеся в потоке сознания, а не на поиски стабильной структуры субъективности. Этой цели могла соответствовать только трансцендентальная редукция.

Во-первых, обратившись к анализу сознания, Гуссерль в качестве основной его характеристики признавал постоянную деятельность, постоянную активность. Бездеятельного сознания, справедливо считал он, вообще не может существовать. Однако деятельность сознания понималась им как "чистая" деятельность, поэтому для того, чтобы ее исследовать, необходимо редуцировать конкретное содержание сознания и тем самым достичь более глубокого уровня исследования. Таким уровнем была для Гуссерля трансцендентальная субъективность. В содержательном плане феноменологическое понимание деятельности сознания будет рассмотрено ниже, сейчас же хотелось бы только отметить, что, несмотря на кажущуюся метафизичность, понятие "трансцендентальная субъективность" является вполне правомерной философской идеализацией. Однако эта идеализация может быть адекватно осмыслена лишь при диалектико-материалистическом подходе к деятельности сознания. Философия, подобно науке, чаще всего "работает", опираясь на определенные идеализации, причем очень абстрактного уровня. Например, при трансцендентальном рассмотрении сознания оно выступает как чистое сознание. Понятие "чистое сознание" вполне правомерная философская идеализация, основой которой являются индивидуальные сознания. Такая идеализация позволяет обратить внимание не на те свойства сознания, которые характерны для того или иного конкретного индивида, а на самые общие характеристики сознания. Естественно, оперируя этим философским понятием, не следует забывать, что самого по себе чистого сознания не существует и что эта идеализация возможна на основе реально существующего человеческого сознания. И тем более, разумеется, нет никаких оснований для онтологизации этой категории. Феноменология в отличие от диалектико-материалистической философии не смогла определить подлинный характер своих философских идеализации; она, в сущности, исходит из той в принципе неверной предпосылки, что идеализации применимы лишь в науке, а не в философии.

Как всякая идеализация, понятие "трансцендентальная субъективность" плодотворно, если оно верно отражает наиболее существенные аспекты человеческой деятельности. Действительно научный философский анализ этого понятия позволил бы избежать абсолютизации трансцендентальной субъективности, а тем самым и ее онтологического гипостазирования. Гуссерль, а вслед за ним и некоторые современные феноменологи, онтологизируя понятие трансцендентальной субъективности, все ставят с ног на голову, ибо понятийный аппарат феноменологической философии не объясняется ими посредством анализа действительности (в данном случае реальной деятельности человеческого сознания), но, напротив, сама действительность рассматривается как нечто производное от философских идеализации (и это несмотря на постоянное подчеркивание опытного характера феноменологического исследования).

Второй причиной подобной онтологизации является то, что в феноменологии, претендующей на статус строгой универсальной науки, в сущности, почти не дифференцируются собственно научно-познавательная и мировоззренческая функции философии. Онтологизация трансцендентальной субъективности, не обусловленная методологической необходимостью, становится неизбежной при мировоззренческом подходе к феноменологической философии. В этом случае все онтологические принципы феноменологии, и особенно трансцендентальная субъективность, начинают играть роль той безусловной основы, которая, собственно, и задает мировоззренческую ориентацию философии. Онтологически истолкованная редукция приводит к тому, что трансцендентальная субъективность начинает рассматриваться в качестве источника мировоззренческих и личностных ценностей. (Феноменологи не случайно поэтому любят употреблять очень неопределенное понятие "первоисточник" как эквивалент трансцендентальной субъективности.) То обстоятельство, что теоретико-познавательная и мировоззренческая функции философии тесно связаны между собой, не может, однако, служить оправданием их отождествления.

Критерии, которым должны соответствовать эти функции, существенно различаются между собой.* Их смешение приводит, как правило, к тому, что при решении теоретических проблем применяются совершенно иные критерии, чем это требуется природой самих проблем, и, наоборот, мировоззренческо-личностные проблемы решаются как проблемы сугубо научные. Феноменология как "строгая наука" – наглядный тому пример, ибо в ней теоретические абстракции, которыми оперирует философское мышление, онтологизируются, в сущности, исходя из мировоззренческих требований, и, напротив, мировоззренческие ценности обосновываются как "строго научные" истины.

* Подробнее об этом см. главу III нашей работы "О природе философского знания" [5, с. 143-189].

Подобная синкретичность феноменологической установки сознания позволяет объяснить отмеченную выше трактовку редукции как способа персональной эмансипации феноменолога. Эту особенность редукции признавал и сам Гуссерль, писавший в "Кризисе..." о том, что "только феноменологическая установка и принадлежащее ей эпохе означают по своей сути прежде всего полное личностное преображение, которое можно сравнить с религиозным обращением" [115, т. 6, с. 140].

Естественно, что научное знание не может быть построено на фундаменте религиозной убежденности, сколько бы она ни была для кого-то ясной и отчетливой.* Однако сам по себе факт религиозно-идеалистического истолкования активной деятельности сознания, и в частности такого его свойства, как способность совершать эпохе, не может служить основанием для негативного отношения к самой проблематике, связанной с исследованием этой деятельности, тем более что Гуссерль не был, разумеется, первым, кто обратился к анализу активной природы сознания.

* Следует отметить, что стремление обосновать научное и философское знание исходя из веры было характерно не только для Гуссерля, но и для большинства феноменологов. Так, в целом реалистически настроенный феноменолог А.Пфендер пишет: "Итак, путь философии – это путь от веры к знанию" [165, с. 23].

Б.В. Зейгарник. Нарушения сознания
Разместил(а) Psychology OnLine.Net

Печать Обсудить (0) Жалоба

Нарушения сознания относятся к наименее разработанным вопросам. Несмотря на то что во всех учебниках психиатрии описаны разнообразные формы нарушения сознания, определение этого понятия наталкивается на трудности. Происходит это потому, что понятие сознания в психиатрии не опирается на философскую и психологическую трактовку.

Сознание может рассматриваться в разных аспектах. В философии оно имеет широкое значение, употребляясь в плане противопоставления идеального материальному (как вторичное первичному), с точки зрения происхождения (свойство высокоорганизованной материи), с точки зрения отражения (как отражающее объективный мир).

В более узком значении сознание — это человеческое отражение бытия, отражение в социально выработанных формах идеального. Возникновение человеческого сознания марксизм связывает с возникновением труда в процессе превращения обезьяны в человека.

Воздействие на природу в ходе коллективной трудовой деятельности породило осознание свойств и закономерных связей явлений, которое закреплялось в языке, формирующемся в процессе общения. В труде и реальном общении возникло самосознание — осознание собственного отношения к окружающей природной и социальной среде, понимание своего места в системе общественных отношений. Специфика человеческого отражения бытия состоит в том, что "сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его" [1, 29, 194].

При решении проблемы сознания в психологии советские ученые исходят из положений марксистско-ленинской философии. Сознание рассматривается как высшая, связанная с речью функция мозга, отражающая в обобщенном виде реальную действительность и целенаправленно регулирующая деятельность человека.

Большое внимание проблеме сознания в психологии уделял С. Л. Рубинштейн [159; 160].

Говоря, что сознание — это процесс осознания субъектом объективного бытия реальности, он делал акцент на том, что сознание есть знание того, как объект противостоит познающему субъекту. Проблеме связи сознания с деятельностью уделяется внимание и в трудах А. Н. Леонтьева. Он прямо указывает, что сознание можно понять "как субъективный продукт, как преобразованную форму проявления тех общественных по своей природе отношений, которые осуществляются деятельностью человека в предметном мире... В продукте запечатлевается не образ, а именно деятельность — то предметное содержание, которое она объективно несет в себе" [113, 130].

Сознание включает в себя не только знание об окружающем мире, но и знание о себе — о своих индивидуальных и личностных свойствах (последнее предполагает осознание себя в системе общественных отношений). В отличие от традиционного употребления понятия "самосознание" А. Н. Леонтьев предлагает применять этот термин в смысле осознания своих личностных качеств. Он говорит, что самосознание, сознание своего "Я", есть осознание в системе общественных отношений и не представляет собой ничего другого.
Проблеме самосознания уделяется много исследований (С. Л. Рубинштейн, Б. Г. Ананьев, Л. И. Божович и др.), анализу его методологического аспекта (И. И. Чеснокова, Е. В. Шорохова), связи самосознания с познанием других людей (А. А. Бодалев, И. С. Кон, В. В. Столин и др.). Чрезвычайно много исследований уделено проблеме самосознания, "образу-Я" в трудах зарубежных авторов- неофрейдистов, представителей гуманистической психологии (К. Роджерс, А. Маслоу). Богата и литература по проблеме самосознания и бессознательного (Ф. В. Бассин, А. Е. Шерозия). Ряд работ посвящен проблеме саморегуляции и самосознания (И. Кон, Б. В. Зейгарник, Л. Фестингер). Выделяются, начиная с Джеймса, и частные проблемы как соотношения самосознания и физического образа-Я (И. И. Чеснокова, А. А. Бодалев, М. А. Карева и др.).

В данной книге нет возможности остановиться на всех аспектах сознания. Хотелось лишь напомнить, что 1) в психологии эта проблема разрабатывается с разных позиций и аспектов, как в теоретическом, так и феноменологическом плане: 2) что как бы различий ни были пути исследования сознания, все отечественные психологи исходят при решении даже его частных проблем из марксистско-ленинской философии положения о том, что сознание отражает объективный вне нас существующий мир, что оно обладает свойством не только отражать, но и творить его.

Понятие сознания в психиатрии не совпадает с его философским и психологическим содержанием. Оно является скорее "рабочим". Ведущий современный психиатр А. В. Снежневский говорит, что "если подходить к сознанию в философском смысле, то мы, естественно, должны сказать, что при всяком психическом заболевании высшая форма отражения мира в нашем мозге нарушается" [173, 99-100]. Поэтому клиницисты пользуются условным термином нарушения сознания, имея в виду особые формы его расстройства.

С данным положением соглашается и С. Л. Рубинштейн, говоря о целесообразности "разведения" психического нарушения и нарушения сознания, как обладающих специфическими признаками [160].

Понятие сознания, которое А. В. Снежневский определяет как "условное", базируется на взглядах немецкого психиатра К. Ясперса, рассматривающего сознание как фон, на котором происходит смена различных психических феноменов. Соответственно при душевных заболеваниях сознание может нарушаться независимо от других форм психической деятельности и наоборот. Так, в историях болезни можно встретить выражения, что у больного имеет место бред при ясном сознании, нарушено мышление на фоне ясного сознания и т.п. Метафорические признаки "ясности" и "помрачения" сознания, введенные К. Ясперсом [217] , стали определяющими для характеристики сознания в учебниках психиатрии до настоящего времени. Вслед за К. Ясперсом в качестве критериев помраченного сознания берутся:

1. дезориентировка во времени, месте, ситуации;
2. отсутствие отчетливого восприятия окружающего:
3. разные степени бессвязности мышления;
4. затруднение воспоминаний происходящих событий и субъективных болезненных явлений.

Для определения состояния помраченного сознания решающее значение имеет установление совокупности всех вышеперечисленных признаков. Наличие одного или нескольких признаков не может свидетельствовать о помрачении сознания [55, 173].

В психиатрии различают разные формы нарушения сознания.

Оглушенное состояние сознания. Одним из наиболее распространенных синдромов нарушения сознания является синдром оглушенности, который чаще всего встречается при острых нарушениях ЦНС, при инфекционных заболеваниях, отравлениях, черепно-мозговых травмах.

Оглушенное состояние сознания характеризуется резким повышением порога для всех внешних раздражителей, затруднением образования ассоциаций. Больные отвечают на вопросы как бы "спросонок", сложное содержание вопроса не осмысливается. Отмечается замедленность в движениях, молчаливость, безучастие к окружающему. Выражение лица у больных безразличное. Очень легко наступает дремота. Ориентировка в окружающем неполная или отсутствует. Состояние оглушения сознания длится от минут до нескольких часов.

Делириозное помрачение сознания. Это состояние резко отличается от оглушенного. Ориентировка в окружающем при нем тоже нарушена, однако она заключается не в ослаблении, а в наплывах ярких представлений, непрерывно возникающих обрывков воспоминаний. Возникает не просто дезориентировка, а ложная ориентировка во времени и пространстве.

На фоне делириозного состояния сознания возникают иногда преходящие, иногда более стойкие иллюзии и галлюцинации, бредовые идеи. В отличие от больных, находящихся в оглушенном состоянии сознания, больные в делирии говорливы. При нарастании делирия обманы чувств становятся сценоподобными: мимика напоминает зрителя, следящего за сценой. Выражение лица становится то тревожным, то радостным, мимика выражает то страх, то любопытство. Нередко в состоянии делирия больные становятся возбужденными. Как правило, ночью делириозное состояние усиливается. Делириозное состояние наблюдается в основном у больных с органическими поражениями головного мозга после травм, инфекций.

Онейроидное (сновидное) состояние сознания (впервые описанное Майер-Гроссом) характеризуется причудливой смесью отражения реального мира и обильно всплывающих в сознании ярких чувственных представлений фантастического характера. Больные "совершают" межпланетные путешествия, "оказываются среди жителей Марса". Нередко встречается фантастика с характером громадности: больные присутствуют "при гибели города", видят, "как рушатся здания", "проваливается метро", "раскалывается земной шар", "распадается и носится кусками в космическом пространстве" [173, 111].

Иногда у больного приостанавливается фантазирование, но затем незаметно для него в сознании вновь начинают возникать такого рода фантазии, в которых всплывает, по-новому формируясь, весь прежний опыт, все, что он читал, слышал, видел.

Одновременно больной может утверждать, что он находится в психиатрической клинике, что с ним разговаривает врач. Обнаруживается сосуществование реального и фантастического. К. Ясперс, описывая подобное состояние сознания, говорил о том, что отдельные события реальной ситуации заслоняются фантастическими фрагментами, что онейроидное сознание характеризуется глубоким расстройством самосознания. Больные оказываются не только дезориентированы, но у них отмечается фантастическая интерпретация окружающего.

Если при делирии происходит воспроизведение некоторых элементов, отдельных фрагментов реальных событий, то при онейроиде больные ничего не помнят из того, что происходило в реальной ситуации, они вспоминают иногда лишь содержание своих грез.

Сумеречное состояние сознания. Этот синдром характеризуется внезапным наступлением, непродолжительностью и столь же внезапным прекращением, вследствие чего его называют транзисторным, т.е. преходящим.

Приступ сумеречного состояния кончается критически, нередко с последующим глубоким сном. Характерной чертой сумеречного состояния сознания является последующая амнезия. Воспоминания о периоде помрачения сознания полностью отсутствуют. Во время сумеречного состояния больные сохраняют возможность выполнения автоматических привычных действий. Например, если в поле зрения такого больного попадает нож, больной начинает совершать привычное с ним действие — резать, независимо от того, находится ли перед ним хлеб, бумага или человеческая рука. Нередко при сумеречном состоянии сознания имеют место бредовые идеи, галлюцинации. Под влиянием бреда и напряженного аффекта больные могут совершать опасные поступки.

Сумеречное состояние сознания, протекающее без бреда, галлюцинаций и изменения эмоций, носит название "амбулаторного автоматизма" (непроизвольное блуждание). Страдающие этим расстройством больные, выйдя из дому с определенной целью, вдруг неожиданно и непонятным для себя образом оказываются в другом конце города. Во время этого бессознательного путешествия они механически переходят улицы, едут в транспорте и производят впечатление погруженных в свои мысли людей.

Сумеречное состояние сознания длится иногда чрезвычайно короткое время и носит название absence (отсутствие — франц.).

Псевдодеменция. Разновидностью сумеречного состояния сознания является псевдодеменция. Она может возникнуть при тяжелых деструктивных изменениях в центральной нервной системе и при реактивных состояниях и характеризуется остро наступающими расстройствами суждения, интеллектуально-мнестическими расстройствами. Больные забывают название предметов, дезориентированы, с трудом воспринимают внешние раздражители. Образование новых связей затруднено, временами можно отметить иллюзорные обманы восприятия, нестойкие галлюцинации с двигательным беспокойством.

Больные апатичны, благодушны, эмоциональные проявления скудны, недифференцированы. Поведение нередко напоминает нарочито детское. Так, взрослый больной при вопросе, сколько у него пальцев на ногах, снимает носки, чтобы сосчитать их.

Мы остановились лишь на некоторых формах нарушения сознания. В действительности же их проявления в клинике значительно разнообразнее, но нам важно было познакомить читателя с теми понятиями, в которых нарушения сознания интерпретируются и описываются в клинике.

Наряду с различными формами нарушения сознания как отражения окружающей действительности в клинике встречается своеобразная форма нарушения самопознавания — деперсонализация.

Деперсонализация. Характеризуется чувством отчуждения собственных мыслей, аффектов, действий, своего "Я", которые воспринимаются как бы со стороны. Частым проявлением деперсонализации является нарушение "схемы тела" — нарушение отражения в сознании основных качеств и способов функционирования собственною тела. его отдельных частей и органов. Подобные нарушения, получившие название "дисморфобии", могут возникать при разных заболеваниях — при эпилепсии, шизофрении, после черепно-мозговых травм и др.

Синдром дисморфобии подробно описан многими психиатрами, начиная с работ итальянского психиатра Морзели (Morseli, 1836-1894). Больные с подобным синдромом считают, что у них "некрасивый нос, оттопыренные уши, от них плохо пахнет". Больные стремятся принять меры по устранению "мешающего недостатка", настаивают на оперативном вмешательстве, они часами стоят перед зеркалом (симптом зеркала), постоянно себя разглядывают.

Особенно подробно описан этот синдром в работах М. В. Коркиной [91], которая пишет, что этот синдром можно рассматривать как триаду, состоящую из: а) идеи о физическом недостатке с активным стремлением от него избавиться: б) идеи отношений и в) пониженного настроения.

Выраженное, навязчивое или бредовое стремление больных исправить мнимый недостаток дало основание автору говорить о дисморфомании. Речь идет не о расхождении между содержательным отражением идеального представления о внешнем облике "Я" и настоящим, а о неприятии себя, т.е. о неосознаваемом неприятии.
В психологии проблема "образ я" рассматривалась в рамках проблемы самосознания, еще начиная с В. Вундта и А. Пфендера, который отождествлял понятие "Я" и понятие "субъект". В ином аспекте эта проблема ставится у У. Джеймса (1911), который различал эмпирическое "Я" (психический мир субъекта, который дополняется самооценкой) и чистое "Я" (мыслящий человек). Проблема "образ-Я" была предметом анализа разных психологических школ фрейдизма и неофрейдизма, понимающей, гуманистической психологии и т.п.

В отечественной психологии эта проблема выступает уже у Л. Грота, И. М. Сеченова, который увязывал проблему "Я" с "теплыми чувствами", интерорепциями. Была показана зависимость физического образа "Я" от многих моментов, особенно самооценки, оценки других (И. С. Кон, А. А. Бодалев, С. Л. Рубинштейн и др.). С. Л. Рубинштейн прямо указывал на то, что проблема изучения личности "завершается раскрытием самосознания личности" [158, 676-677]. Ряд работ посвящен изменению "образа я" у психически больных (Р. Федери. С. Фишер и др.). Много исследований посвящено исследованию нарушения "Я" у больных шизофренией (Векович, Зоммер).

В работе Б. В. Ничипорова, посвященной этой проблеме, показано, что синдром дисморфобии связан с низкой самооценкой. Подобные больные избегают общества, уединяются, нередко переживание своего мнимого уродства столь сильно, что может стать причиной суицидальных попыток. При этом их самооценка опирается не на содержательность представления об идеальном образе внешнего "Я", а на неприятие своего физического "Я".
Самый общий ответ на вопрос о природе данного явления мы находим у И. М. Сеченова [171], который подчеркивал роль мышечных ощущений в осуществлении движений тела и актов восприятия, указывал на существование "темных", нерасчлененных чувствований, исходящих из внутренних органов, создающих "чувственную подкладку" нашего "Я" и служащих основой самоощущения.

"Темные" интерорецептивные ощущения в силу своего постоянства и однообразия, а также индукционного торможения в связи с направленностью активности субъекта вовне обычно не осознаются, но являются необходимым фоном для нормального протекания всей психической деятельности. На основе этих ощущений ребенок в процессе развития научается выделять себя из окружающего мира.

И. М. Сеченов утверждал, что синтез ощущений, исходящих из внутренних органов чувств и так называемых внешних органов чувств, является стержнем формирования самосознания: "Человек беспрерывно получает впечатления от собственного тела. Одни из них воспринимаются обычными путями (собственный голос — слухом, формы тела — глазом и осязанием), а другие идут, так сказать, изнутри тела и являются в сознании в виде очень неопределенных темных чувствований. Ощущения последнего рода есть спутники процессов, совершающихся во всех главных анатомических системах тела (голод, жажда и пр.), и справедливо называются системными чувствами. У человека не может быть, собственно, никакого предметного ощущения, к которому не примешивалось бы системное чувство в той или другой форме... Первая половина чувствований имеет, как говорится, объективный характер, а вторая — чисто субъективный. Первой соответствуют предметы внешнего мира, второй — чувственные состояния собственного тела, самоощущения" [171, 582-583].

В норме человеку не требуется доказательств принадлежности его тела собственной персоне и психических переживаний. В некоторых патологических случаях эта чувственная "подкладка" самоощущения нарушается, и как непосредственное знание может явиться чувство отчуждения, навязанности, внушенности собственных мыслей, чувств, действий.

Современный исследователь проблемы деперсонализации А. А. Меграбян [130], показывая несостоятельность объяснения данного психопатологического явления с позиций ассоцианизма, феноменологического направления, антропологической психологии, психоанализа, связывает его с расстройством особых "гностических чувств" — системных автоматизированных чувствований, слитых в нормальном состоянии с отражательным компонентом психических образов.

Гностические чувства, по А. А. Меграбяну [131], обнаруживают следующие свойства: 1 ) обобщают предшествующие знания о предмете и слове в конкретно- чувственной форме; 2) обеспечивают чувствование принадлежности психических процессов нашему "Я"; 3) включают в себя эмоциональный тон той или иной окраски и интенсивности.

Роль гностических чувств в познании и самопознании становится особенно ощутимой в случаях патологии, порождающей явления психического отчуждения [130, 131].
Нарушение гностических чувств может привести не только к расстройству самопознания, но и к личностным изменениям. Это убедительно показано в работе В. И. Белозерцевой [21].

На материале работ школы В. М. Бехтерева автор выявила, как измененное самоощущение в ходе отражательной деятельности больного мозга порождает новую для субъекта деятельность — деятельность самовосприятия. Эта деятельность в связи с постоянством необычных чувствований и их особой значимости для человека становится смыслообразующей, ведущей в иерархии других видов деятельности. Больные забрасывают свои прежние дела и ни о чем не могут думать, кроме собственных необычных состояний и причин их возникновения.

Многие истории болезни, приводимые в работах В. М. Бехтерева и его сотрудников, иллюстрируют, как стремление осмыслить результаты искаженного самовосприятия приводит больных к бредовой интерпретации своего состояния. В поисках воздействующих на них "врагов" больные наблюдают за поведением окружающих, анализируют взаимоотношения с ними, совершают реальные действия с целью "освобождения" от предполагаемого гипнотического воздействия и вновь анализируют свое состояние и поведение "врагов".

В ходе этой деятельности и реальных взаимоотношений с людьми бред воздействия на психическую сферу обрастает новыми и новыми подробностями, искажая восприятие окружающего и оказывая влияние на поведение и образ жизни больных, перестраивая систему их взаимоотношений с людьми, изменяя их личность.

В. И. Белозерцева заключает, что если у здорового человека самоощущение не имеет отношения к его личностной характеристике и осознанию себя в системе общественных отношений, то у больного оно может выдвинуть на передний план деятельность, до того не существовавшую или выступавшую лишь в качестве отдельных действий в системе других деятельностей, — деятельность самовосприятия. Независимо от личности (хочет того человек или нет) она становится смыслообразующей. Происходит сдвиг главного мотива на цель, нарушается характерная для здорового субъекта "отвязанность" иерархии деятельностей от состояния организма. Биологическое в случае патологии начинает играть иную роль, нежели в жизнедеятельности здорового человека.

Это, конечно, не означает, что сама болезнь как биологический фактор детерминирует перестройку иерархии мотивов и самосознания. Мотив к деятельности самовосприятия порождается осознанием необычности, измененности ощущений собственных психических переживаний, активным отношением к ним. Следовательно, болезнь действует разрушающе на личность не непосредственно, а опосредованно, через деятельность, усвоенную в ходе социального развития человека.

Мы привели эти клинические данные, чтобы показать, что патологическое изменение психики, ее самосознания осуществляется, как и нормальное развитие, в онтогенезе, в практической деятельности субъекта, в перестройке его реальных взаимоотношений — в данном случае под влиянием развивающейся в ходе самовосприятия бредовой интерпретации своего состояния, затрагивающей место человека среди других людей.

Так, И. И. Чеснокова пишет, что материал клинических наблюдений расстройств самосознания, выражающийся в основном в синдроме деперсонализации, является фактическим обоснованием теоретических положений о самосознании как центральном "образующем" личности, связывающим воедино отдельные ее проявления и особенности.

ПН		3	10	17	24
ВТ		4	11	18	25
СР		5	12	19	26
ЧТ		6	13	20	27
ПТ		7	14	21	28
СБ	1	8	15	22
ВС	2	9	16	23

Максименко
Леонід Валентинович

Лікар, психолог - консультант, психотерапевт, педагог, доктор PhD з психології та реабілітології

Список заходів

Проблема сознания в психологии

[править]Функции сознания человека

[править]Свойства сознания человека